В стране Ксанад благословенной 
Дворец построил Кубла Хан,
Где Альф бежит, поток священный,
Сквозь мглу пещер гигантских, пенный,
Впадает в сонный океан.

На десять миль оградой стен и башен
Оазис плодородный окружен,
Садами и ручьями он украшен.
В нем фимиам цветы струят сквозь сон,
И древний лес, роскошен и печален,
Блистает там воздушностью прогалин.

Но между кедров, полных тишиной,
Расщелина по склону ниспадала.
О, никогда под бледною луной
Так пышен не был тот уют лесной,

Где женщина о демоне рыдала.
Пленительное место! Из него,
В кипенье беспрерывного волненья,
Земля, как бы не в силах своего
Сдержать неумолимого мученья, 
Роняла вниз обломки, точно звенья 
Тяжелой цепи: между этих скал, 
Где камень с камнем бешено плясал, 
Рождалося внезапное теченье, 
Поток священный быстро воды мчал, 
И на пять миль, изгибами излучин, 
Поток бежал, пронзив лесной туман,
И вдруг, как бы усилием замучен, 
Сквозь мглу пещер, где мрак от влаги звучен, 
В безжизненный впадал он океан. 
И из пещер, где человек не мерял 
Ни призрачный объем, ни глубину, 
Рождались крики: вняв им, Кубла верил, 
Что возвещают праотцы войну. 

И тень чертогов наслажденья 
Плыла по глади влажных сфер, 
И стройный гул вставал от пенья,
И странно-слитен был размер
В напеве влаги и пещер. 
Какое странное виденье — 
Дворец любви и наслажденья 
Меж вечных льдов и влажных сфер. 

Стройно-звучные напевы 
Раз услышал я во сне, 
Абиссинской нежной девы, 
Певшей в ясной тишине, 
Под созвучья гуслей сонных, 
Многопевных, многозвонных, 
Ливших зов струны к струне. 
О, когда б я вспомнил взоры 
Девы, певшей мне во сне
О Горе святой Аборы, 
Дух мой вспыхнул бы в огне,
Все возможно было б мне.
В полнозвучные размеры 
Заключить тогда б я мог 
Эти льдистые пещеры, 
Этот солнечный чертог 

Их все бы ясно увидали
Над зыбью, полной звонов, дали, 
И крик пронесся б, как гроза: 
Сюда, скорей сюда, глядите, 
О, как горят его глаза! 
Пред песнопевцем взор склоните,
И этой грезы слыша звон, 
Сомкнемся тесным хороводом, 
Затем что он воскормлен медом
И млеком рая напоен!